«Преступление и Наказание»: объяснение, интерпретации, понимание
В статье речь идет не об «ошибочных» или, напротив того, «правильных» подходах: объяснение, интерпретации, понимание являются абсолютно необходимыми познавательными актами, без которых любое адекватное изучение Достоевского представляется мне невозможным. Однако это все-таки принципиально отличающиеся установки, актуализирующие различные векторы исследовательского внимания. Объяснение «Преступления и Наказания» невозможно без реально-исторического, а также текстологического комментария. Именно в этой сфере можно говорить о значительном прогрессе в изучении романа Достоевского. Это и неудивительно, поскольку как раз объяснение ближе всего к методологическим постулатам так называемых «наук о природе» (В. Дильтей), с их декларируемой «объективностью» (установкой на бессубъектность) как будто гарантирующей от субъективистских искажений своего предмета. Тогда как те или иные интерпретации «Преступления и Наказания» неотделимы от исторически изменчивых и порой резко расходящихся – методологически, культурно, политически, эстетически — установок самих истолкователей текста Достоевского. «Дрейфование» читателей (Р. Барт) по этому тексту порой приводит к интересным результатам, однако же оно зачастую выводит исследователей за пределы той совокупности адекватных прочтений, которые я определяю понятием «спектра адекватности». Наконец, третий вариант исследовательского «освоения» романа Достоевского представляет собой то или иное его личностное понимание, так или иначе входящее в «спектр адекватности». Эти несовпадающие друг с другом, однако в равной мере адекватные художественным интенциям Достоевского акты исследовательского понимания невозможны без аксиологического созвучия понимающего сознания доминантным установкам писателя. Вместе с тем Достоевский хотя и предопределяет вектор читательских рецепций, но отнюдь не направляет непременно каждую рецепцию читателя (значит, и литературоведа), предоставляя тому некую свободу выбора, в пределах которой тот волен принимать решения по своему усмотрению.
“Crime and Punishment”: Explanation, Interpretations, Understanding
ABSTRACT
The article is not about “wrong” or, to the contrary, “correct” approaches: explanation, interpretations, understanding are absolutely necessary cognitive acts, without which any adequate study of Dostoyevsky seems impossible. However, these are fundamentally different mindsets that actualize various vectors of researchers’ attention. An explanation of “Crime and Punishment” is impossible without an actual historical, as well as a textological, commentary. This is precisely the area where one may talk about a significant progress in the study of Dostoyevsky’s novel. It is not surprising, since explanation is the closest to the mindset of so-called “natural sciences” (W. Dilthey), with its declared “objectivity” (a mindset for non-subjectivity) as if protecting from the subjective distortions in one’s discipline. At the same time, one or the other interpretation of “Crime and Punishment” are inseparable from historically changing and sometimes drastically diverging – methodologically, culturally, politically, aesthetically – mindsets of interpreters of Dostoyevsky’s text. At times, readers’ “drifting” (R. Barthes) in such a text may result in interesting findings, however, it often leads researchers beyond the limits of adequate readings, which I define as the “spectrum of adequacy”. Finally, the third version of researchers’ “examination” of Dostoyevsky’s novel is a personal understanding of it, in one way or another included within the “spectrum of adequacy”. These mismatching but equally adequate in respect to Dostoyevsky’s intentions acts of researchers’ understanding are impossible without an axiological concord between the understanding mind and the writer’s dominant mindset. While Dostoyevsky predetermines the direction of readers’ receptions, he does not direct each of the reader’s (and therefore, researcher’s) receptions, providing them with a certain freedom of choice, within which they are allowed to make decisions at their discretion.
***
Как ни странно, многоголосица прочтений этого, как, впрочем, и других романов Достоевского, накопившаяся за полтора столетия, а также их рассмотрение в различных контекстах (от философских и эстетических до социологических и политических) не соотносилась с тремя вынесенными в заглавие доклада исследовательскими актами (установками). Хотя различия между объяснением, интерпретацией и пониманием с полной методологической отчетливостью выявились в мировой гуманитарной мысли еще в конце XIX – начале XX веков. Видимо, эта странность происходит потому, что, к сожалению, все еще имеется значительный разрыв между общими теоретико-методологическими и конкретными эмпирически-интерпретационными исследованиями.
Полностью читать здесь (в формате pdf): 233-255-1-PB
Опубликовано: Mundo Eslavo. № 16 (2017). P. 73-81.
2 комментария
Очень любопытен в статье комментарий о вине Сонечки перед Мамеладовым и Катериной Ивановной. Никогда не приходило в голову, что так можно истолковать ее поступок — не как бесконечное самоотречение и пожертвование всем, что только еще и может как-то спасти безысходность ситуации в семье Мармеладовых. Но какая-то своя правда в этом неожиданном истолковании есть — ведь жертва Сонечки еще больше морально «придавила» и ее отца, и мачеху. Нести этот груз на своей совести — нелегкая доля.
Воистину — добро и зло неразлучны и часто границы между ними легко разрушаются.
Вы воспроизводите в данном случае «чужое слово», с которым я в этой статье как раз полемизирую. Аргументированно или нет полемизирую — судить не мне. Однако аргументы против такой интерпретации романа Достоевского мною в работе приведены.
Последние записи
Последние комментарии
Архивы