Бодрящие волны Балтики и жаркие барханы исчезнувших куршей

После весьма успешного научного семинара (правда, проведенного уж больно дорогой во всех отношениях ценой) и вовлечения новых коллег в мир свободной русской филологии (свободной, в частности, как от произвола чиновников РФии, работающих рука об руку с известным номенклатурным лобби т.н. «либералов», коих в нынешней РФии просто не может быть по определению, так и свободной от замшелых предубеждений, пропаганды и русофобии, которая угнездилась в университетском пространстве былого «свободного мира»), наступило время отдыха.

Куршская коса с высотой Эфа была своего «вишенкой на торте» для части «семинаристов», особенно тех, кто никогда в жизни — до 6 июля — еще не видал этого природного чуда. Не возлежал на белых песочных пляжах Косы. Не плавал в здешних водах. Не вкушал копченых угрей, судаков, лещей и прочей бонусной продукции к завершающей семинар трапезе. И пусть те немногие, заявившие о своем участии, но исчезнувшие по дороге к высоте Эфа, плачут об упущенной возможности вольных разговоров (сократических диалогов) на балтийских брегах города Раушена и Куршской косы.

Должен при этом с грустью отметить, что, в отличие от того участка, который контролирует РФ, литовская сторона Косы допускает куда большую степень свободы (по крайней мере, свободы перемещения по дюнам).

Конечно, мы — своей волей (т.е. своевольно) — сами превышали допустимую степень свободы (см. фотографию нашего участника — а, по совместительству, известного поэта — в предшествующем посте). Ибо русский концепт воли (у тех, в чьем культурном бессознательном он до сих пор наличествует) как-то затруднительно «ограничить» совдеповскими по происхождению запретами. Однако же в окрестностях литовской Ниды по тем же самым дюнам (где с российской стороны ни шагу с тропы) практически полная свобода передвижения.

В результате после пересечения государственной границы Российской Федерации я хотя бы смог почувствовать себя своего рода свободным бедуином, попав в раскаленные пески Куршских дюн. Было так жарко, что горячий песок натурально обжигал стопы ног. Мы с Андреем рискнули пройти т.н. Долину смерти. В самой Ниде в это время было ок. 33 градусов, но на дюнах — значительно жарче. В итоге, конечно, мы обгорели, в общей сложности, пойдя по раскаленным пескам всего-то пару с небольшим километров, но долину эту прошли. Никогда бы не мог подумать, что такой экстремальный отдых возможен в центре Европы, да.

Когда-то это место называли «немецкой Сахарой». Очень точно.

Совсем неподалеку в той же Ниде в 1931-1932 гг. жил Томас Манн и писал «Иосифа и его братьев». Вот здесь.

В мюнхенской речи он приглашал гостей в этот свой домик в Ниде, точно так же, как я приглашаю — всегда! — семинаристов посмотреть мой домик в Раушене (правда, временно занятый). Каждый из тех, кто когда-то был на первом, втором, третьем или четвертом семинарах, отлично понимает, о чем это я.

Однако я никому не рекомендую останавливаться именно в Ниде, несмотря на рекламную раскрутку этого «аристократического» и «артистического» места на Косе. Нужно быть скромнее и останавливаться в городке (точнее, посёлке) Юодкранте. Это еще приблизительно 20 км в сторону Клайпеды. Жить нужно скромно, по средствам, на вилле. Рекомендую вот эту — «Kurshyu kiemas», в которой живем мы с Андреем.

Построена в 1895 году.

В настоящее время я играю вот за эту команду (увеличить изображение футболки). Пародия на миллиарды гламурных фото в социальных сетях.

В версте от этой виллы — море, дорожка через чудесный сосновый бор. Стоит на удивление и на наше счастье столь же прекрасная погода, которой — второй год подряд! — наслаждались семинаристы. Только море было еще теплее. Правда, с сегодняшнего утра переменилось течение. И только мы с Андреем рискуем плавать в столь же обжигающих тело волнах, как горячие барханы обжигали нас в Долине смерти.

И какие же милые, улыбчивые, радушные литовские девушки здесь в Юодкранте! Поневоле вспоминаются рассказы моего отца, который специально ездил в эстонские деревни на юге Сибири (он рассказывал о двух деревнях), где жили сосланные после 1945 года эстонцы. Для того только, чтобы с ними поговорить. Потому что сам был в положении не лучше этих эстонцев. А я ведь — ребенком и подростком — еще не вполне его тогда понимал. Вот сейчас понимаю гораздо лучше, да.