ИНСПЕКЦИЯ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

опубликовано esaulov дата 2013-08-07 02:21 категории blog, Uncategorized

… намедни тут один cелёдошник, который вознамерился повторить «Историю» Карамзина, но только переведя ее, прямо-таки как новиопский Лютер, на новиопский жаргон русского языка, посмеялся над русской аристократической элитой. Мол, вот он, хоть и селёдошник, а живет в том же месте, где и русские аристократы. Которые были динозаврами, а стали, мол, ящерицами.

Селёдошник думал тем самым унизить русскую элиту и возвысить себя. Я не знаю насчет ящериц и динозавров, но вот нашим селёдошникам, которые друг друга называют «писателями», на мой взгляд, совсем напрасно радоваться тому, что их предки перебили (почти перебили) русскую элиту. Ну, истребили. А дальше-то что? Ведь в итоге сами-то так и остались селёдошниками. Удивительно даже. Потому что в третьем-то поколении можно было хотя бы чуть-чуть «облагородиться». Ан нет. А где они живут – в Москве, в США, в Швейцарии или на морском побережье, чем они «занимаются» — значения-то не имеет. Селёдошники они и есть селёдошники. Раз им до сих пор русская элита всё покоя не дает. Чует кошка, чье мясо съела.

Например, был такой советский писатель Исаак Бабель. Я его ценю. За талант. Писатель из первого ряда советской литературы. Нынешним селёдошникам не чета. Но и в нем была одна интересная особенность. Казалось ему, как и нашему селёдошнику, что ежели напялит императорский халат, да публично объявит, как он собственноручно перебирает царские игрушки, то, авось, уже этим, глядишь, и войдет в состав русской элиты. Служа в ЧК, значит, и призывая к погрому Русской Православной Церкви. Интересная логика, чисто селёдошная.

Вот Бабель описывает, как он влез в халат Александра Третьего: «На палевых атласных пуфах, на плетеных стульях без спинок разложена была одежда: халат с застежками, рубаха и носки из витого, двойного шелка. В кальсоны я ушел с головой, халат был скроен на гиганта, ногами я отдавливал себе рукава… Кое-как мы подвязали халат императора Александра Третьего и я вернулся в комнату… Вернулся с двумя ящиками – подарком султана Абдул-Гамида русскому государю. Один был цинковый, другой сигарный ящик, заклеенный лентами и бумажными орденами. «A sa majesté, l’Empereur de toutes les Russies», — было выгравировано на цинковой крышке… Библиотеку Марии Федоровны наполнил аромат, который был ей привычен четверть столетия назад… Не знаю, курил ли кто в свете, кроме всероссийского самодержца, такие папиросы, но я выбрал сигару… Остаток ночи мы провели, разбирая игрушки Николая Второго, его барабаны и паровозы, крестильные его рубашки и тетрадки с ребячьей мазней <…> Наутро Калугин повел меня в Чека, на Гороховую, 2. Он поговорил с Урицким. <…> Не прошло и дня, как все у меня было, — одежда, еда, работа и товарищи, верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в нашей стране. Так началась моя жизнь, полная мысли и веселья». Не правда ли, восхитительно?

Вот и наш селёдошник туда же: «…где я сейчас сижу… несколько десятилетий находилась резиденция местоблюстителя российского престола, главы царского дома в изгнании… Глядя на ничем не примечательное серокаменное строение, я думал о том, как здесь, в тусклом ла-маншском климате, год за годом, дотлевала великая монархия, три века правившая моей огромной страной. В комнатах, конечно, висели портреты выдающихся предков: Петра, Екатерины, трех Александров. В первое время обитателям казалось, что всё обязательно исправится и наладится… Но шли годы, мечта ветшала, покрывалась плесенью. Подрастали дети, которым грезы о величественном прошлом бередили душу – и, должно быть, мешали жить нормальной жизнью… Большая история, начавшаяся ровно четыреста лет назад в костромском монастыре, закончилась здесь… где на протяжении всего ХХ века свято блюли место, которого больше нет. Вся российская империя, некогда занимавшая шестую часть суши, поместилась на нескольких сотках, за невысокой оградой…». И даже до мелочей: «На местных барахолках и в антикварных лавках… мне все время попадались занятные мелочи, прежде явно принадлежавшие кому-то из обитателей резиденции: игрушечные казаки, литографии с Невским проспектом и Царским Селом… всякие коробочки-шкатулочки… Одну даже купил». Вплоть до крышки avec des mujiks russes.

Однако, признаюсь, устал я здесь от празднословия нахваливающих друг друга бездарных новиопов. Утомили, ребята. Со всеми «винзаводами» и прочей вашей лабудой. Покоя сердце просит. Немного застрял в летней Москве, хотя и были на то свои причины.

Нормальный русский человек (не путать с новиопом) должен помнить, что в 2013 году исполнилось 560 лет со дня падения Константинополя. Царьград-то пал, но его историческое и культурное наследие – живо. Это ведь только для селёдошников историческая Россия – «место, которого нет», а пока я жив, то и эта Россия жива. Селёдошникам, впрочем, этого не понять.

В общем, выезжаю с инспекцией византийской ойкумены. В этот раз она продлится дольше обычного. Это моя любимая Адриатика, самое прозрачное, согласно Жану-Иву Кусто, море, в котором я плаваю, даже если во время какой-нибудь встречи – как это и было последние три года – оказываюсь в тех краях на несколько часов. По делам. Ничуть мне не кажутся чужими эти берега, теперь принадлежащие юридически одному из славянских государств, как и вообще эта земля – от малых венецианских островов до Цетиньи — мне родная. Это моя цивилизация, христианская, что чувствую буквально кожей, и нет там этого отвратного новиопского гвалта, который очень точно передал в своих дневниках Мих. Булгаков, описывая некоторые особенности «новой» Москвы.

И всегда мне там хорошо. Что в Айя-Софии, что в Каппадокии, что на этих чудесных морских адриатических просторах. Знаю наверняка, что здесь были мои предки. И знаю, что и им здесь было тоже хорошо. Надеюсь, что и детям тоже будет хорошо. В этот раз отправляюсь вот сюда

Эти стены я видал также с Адриатики. Когда плавал под ними. Обратите внимание на прозрачность воды.

А потом гулял по Страдуну. Футболка еще мокрая.

А это стены Царьграда

Не будь пигмеев, тонущих в царском белье, здесь бы был другой флаг.

Однако история еще не закончилась.

Айя-София

Каппадокия

Ну, и опять на Адриатику. Рагуза (Дубровник).

На старинный светлый камень,
Утомленный солнцем и веками,
Лег вечерний розовый покой.
Дышит море матово и сине,
От хвои пушисто-ярких пиний
Веет сонной теплотой.
И над путаницей линий
Разлилось оранжевой пустыней
Небо. В нем покойно вознесен
Башни вырезной прямоугольник,
И в просвете легком колокольни –
Черный колокол времен.

Это перевод Лидии Алексеевой стихотворения «Дубровник» короля далматинских поэтов Ивана Гундулича.

ЮНЕСКО считает Дубровник, Венецию и Амстердам тремя самыми красивыми городами Европы — памятниками эпохи Возрождения и включает Дубровник в список мирового культурного наследия. Но разве может сравниться Венеция (уж не говоря об Амстердаме) с Дубровником? Такого моря, как здесь, нет нигде. Прав Кусто!

Рагуза была византийским городом долго, с VII по XII век. Венеция владела Рагузой 150 лет, с 1205 г. Однако четыре века это столица независимой Дубровницкой республики (Respublica Ragusina). Где говорили на ныне исчезнувшем далматинском языке. Лишь один Наполеон сумел взять Рагузу в 1805 году. Поблагодарим Дубровник за то, что дал приют русским беженцам, непокоренным патриотам России. Здесь была целая русская колония.

Например, именно здесь в 1922 году состоялись несколько заседаний Войскового Правительства Терского Казачьего Войска. Государственный архив в Дубровнике хранит часть архива канцелярии Войскового Правительства и бумаг войскового атамана Терского Казачьего Войска за 1916–1944 гг. Здесь в районе порта Груж на вилле Missoni жил войсковой атаман Терского Казачьего Войска генерал-лейтенант Герасим Андреевич Вдовенко.
В Русском Доме Дубровника в 1934 читал лекции философ И.А. Ильин. Был здесь и Игорь Северянин. Вот его перевод стихотворения Йована Дучича «Вино из Дубровника». Первые две строфы.

Разлеглось спокойно море перед садом,
Тихо, неподвижно. Бьет струя фонтана.
А из синих лавров похотливым взглядом
Смотрит лик блудливый мраморного Пана.

Пропиталась страстной музыкой долина.
Общество в саду в беседах возбужденных.
Был обед чудесен, выдержаны вина,
Весело гостям в аллеях освещенных.

Несомненно, речь идет о Большом фонтане Онофрио (Velika Onofrijeva Fontana), построенном в 1438 году неаполитанским архитектором Онофрио де ля Кава. В Дубровнике, как и в Риме, можно пить прямо из городских фонтанов.

Воспользуюсь чужими видео. Отобрал, по-моему, неплохие. Вот это. Или это. Счастливо!