В. Е. Хализев – мемуарист

Добавлен раздел Reviews на портале «Русская литература: оригинальные исследования» http://russian-literature.com Открывает его моя рецензия на мемуарное повествование Валентина Евгеньевича Хализева «В кругу филологов: Воспоминания и портреты» (М.: Прогресс-Плеяда, 2011).

Фрагмент оттуда:

я отмечу и совсем смешные вещи. Забавным образом В.Е. сравнивает себя с русским крестьянином. «В 1948 году я поступил на отделение русского языка и литературы филологического факультета МГУ… Далее – аспирантура, после которой преподавательская работа на факультете, с 1961 года и по сей день… Однообразие, как видно, предельное. Или скажем иначе: я оседл, как большинство русских крестьян в ХIХ веке и в более давние времена. Изменилось за истекшие 60 лет только местопребывание факультета». Невольно вспоминается, что и Хайдеггер тоже считал, что его философствование и труд крестьянина – тот же самый. Однако даже ему не казалась профессорская должность аналогом крестьянской «оседлости». Здесь многое можно написать, но не буду…

Далее как раз речь идет о МГУ как «эпицентре официальной идеологии с ее агрессивностью». Поэтому возникает вопрос: пребывание в ТАКИХ стенах можно ли уподобить (даже слегка шуточно) крестьянской оседлости «в ХIХ веке и в более давние времена»? Если речь идет о «суровом, строжайшем контроле партийно-государственных властей», может быть, перед нами академический аналог своего рода советской резервации – колхоза? Ведь в колхозе тоже была «оседлость» своего рода. Та еще «оседлость» насильно загнанного в резервации большинства.

Нет, все-таки, как ни крути, В.Е. описывает жизнь привилегированной во многих отношениях достаточно узкой прослойки столичной советской профессуры и ее окружения, а отнюдь не туземных подневольных колхозников, которым-то и деваться было решительно некуда (даже внутренние паспорта стали выдавать лишь в конце 50-начале 60-х годов). Может быть, цитируемый им С.И. Великовский и резковато отозвался о фрондирующей молодежи МГУ – Зорине, Строеве, Мильчиной, Зенкине, Немзере – «все они дети московских богачей», однако совершенно ясно, что «общая советская жизнь» была искусственным конструктом, порождением пропагандистской машины СССР. И честно описываемый В.Е. патриотический сталинский энтузиазм мгушного студенчества и последующее хрущевско-брежневское фрондирование, думаю, в равной мере неприложимы к «жизни большинства», никогда не испытывавшего угара государственного советского патриотизма (как и последующего «разочарования»).

В мемуарной книге Хализева не декларируется, а показывается, что можно оставаться ученым и человеком в самые человеконенавистнические времена и в самом неблагоприятном социуме. Наверное, так оно и есть. Но как относиться к этому? В СССР жили и работали не сплошь монстры и людоеды (даже в гуманитарной, т.е. в идеологической по определению среде). Но, скажем, и в нацистской Германии, где, с отличие от советского социума, оставалось значительно больше культурных ниш, не пораженных тотально идеологической проказой, ТОЖЕ достойно жили и успешно работали вполне нормальные люди. Было бы крайне интересно сопоставить не только механизмы функционирования советского и нацистского подавления личности (подобный анализ проводился уже не раз), но и советско-нацистскую повседневность, а также опыты противостояния государству.

Полностью читать здесь:
http://russian-literature.com/ru/node/96