СКОНЧАЛСЯ ВАЛЕНТИН ЕВГЕНЬЕВИЧ ХАЛИЗЕВ
Cкорбная весть. Скончался замечательный ученый, преподаватель и человек Валентин Евгеньевич Хализев (18 мая 1930 — 30 июля 2016). Каждый из российских филологов знает — кто это. Вечная память!
Отпевание в церкви Илии Пророка (2-й Обыденский пер.) в понедельник, приблизительно в половине одиннадцатого.
Повторю в этот скорбный день лишь то, что уже писал о Валентине Евгеньевиче (к 80-летнему юбилею).
Самое главное, что мне хотелось бы сказать о В.Е. Хализеве: он свободный человек. Это качество личности Валентина Евгеньевича кого-то раздражает, зато других — притягивает. На моей памяти Валентин Евгеньевич не только никогда не гнался за какими-то сиюминутными «модными» научными веяниями, но как только они наступали (например, стремительное бахтинопочитание вместо прежнего бахтиноборчества), то В.Е. счел нужным публично дистанцироваться от неумеренного поклонения Бахтину. Я этим вовсе не утверждаю, что В.Е., мол, всегда «шел против течения». Нет. Однако даже недоброжелатели Валентина Евгеньевича вряд ли могут сказать, что хоть когда-нибудь он был с гонителями того или иного «неугодного» человека (в советскую эпоху одних, в постсоветскую — других). Всегда Валентин Евгеньевич был с гонимыми. И, как мог, за них заступался. Другое дело, что затем некоторые из этих «гонимых» как-то благополучнейшим образом об этом забывали и, преуспев административно, сами становились гонителями.
Именно в силу собственной внутренней свободы Валентин Евгеньевич никогда не имел потребности неумеренно выпячивать свое научное «я», стараясь, так сказать, остаться в тени. Однако другим исследователям, будь он с ними и не согласен, он всегда охотно «предоставлял слово». Согласитесь, это всегда редкое качество, а в наши дни — особенно редкое. В итоге, его учебник «Теория литературы» признан в России лучшим. Недаром он выдержал за короткое время несколько изданий.
Я горжусь тем, что мою кандидатскую диссертацию на кафедре теории литературы МГУ в свое время читал и рекомендовал к защите именно Валентин Евгеньевич. Он же благожелательно откликнулся затем и на докторскую диссертацию, а потом его отзыв по многом «спас» одну из моих учениц-докторанток. Отозвался, не разделяя, как я могу судить, некоторых ее научных положений, но будучи возмущен открытой травлей человека, представившего смелую и интересную научную концепцию.
В период проведения цикла конференций «Постсимволизм как явление культуры» Валентин Евгеньевич поразил многих зарубежных ученых — от американского Гарварда до японской Ниигаты, не говоря уже о европейских научных центрах, тем, что, пожалуй, был наиболее «открыт» и по-настоящему заинтересован в прямой дискуссии (а не как, к сожалению, у нас водится с советских времен, когда «самое главное» обсуждается где-то «на кухне», «под столом», «в коридоре»). Мне говорили многие наши иностранные коллеги, знаменитые русисты, что именно такой открытости (антипода «келейности») им и не хватало на наших конференциях и наших дискуссиях. Так что Валентин Евгеньевич оказался абсолютно лучшим дискутантом!
Как известно, В.Е. очень принципиальный и суровый критик. Хочу поблагодарить его за то, что на протяжении четверти века тесное научное и человеческое общение с ним очень помогло мне как в чисто профессиональном, так и в личностном отношении. Отчетливо осознаю, что точно так же сказать могут многие и многие коллеги-филологи!
(Опубликовано: Свободный человек // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2010. № 3).
А это фото — из последней книги Валентина Евгеньевича «В кругу филологов» (М.: Прогресс-Плеяда, 2011). У моего чертановского подъезда. Перед серьезным разговором — в данном случае как раз на кухне…
10 комментариев
Никого не было светлее, правдивее и чище Валентина Евгеньевича. Во все и всегда — чистота и достоинство. В душе моей — столько благодарности, столько нежного и грустного уважения.
О Вас В.Е. не раз рассказывал… Он очень ценил общение с Вами.
Уж и не помню как, кажется это было в конце мая этого года, случайно повстречался в сети с В.Е.Хализевым, автором удивительной работы:»ИНТУИЦИЯ СОВЕСТИ (ТЕОРИЯ ДОМИНАНТЫ А.А. УХТОМСКОГО В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФИИ И КУЛЬТУРОЛОГИИ XX ВЕКА.»
В отличие от З.Фрейда, его приемников и противников(эгоистов и эгоцентриков) — продуктов Запада, А.Ухтомский с его доминантой на другого, являет некую СЕРЬЕЗНУЮ АЛЬТЕРНАТИВУ. Что удивительно чуткий к нюансам русской души Владимир Евгеньевич точно подметил в творчестве А.Ухтрмского:»Ответственная причастность окружающему — и тому, что единственно близко человеку в данный момент, и тому, что составляет сущность бытия, — для Ухтомского является этическим императивом, а этика в его представлении неразрывно связана с религией. “Единение этики и религии” ученый характеризовал как благое “почитание, уважение к жизни” (337). Этот императив не имел облика морального постулата в кантовском духе, не выступал в виде каких-либо рассудочно декларируемых принципов. Важнейшая формула ученого — “интуиция совести” (353). Верность преданию, по Ухтомскому, осуществляется не силой ratio (рационализм он иронически называл кабинетным и мурлыкающим), не чисто интеллектуальными созерцаниями, а энергией “отправных интуиций” (454), которые сполна проявляют себя в сфере жизненно-практической. Печать “наследия предков с их страданиями, трудом, исканиями” ученый усматривает в нашем “досознательном”: мудрость коренится “в той досознательной опытности приметливости, в той игре доминант, которыми наделило нас предание рода” (414). В этой связи Ухтомский противопоставляет “инстинкт насилия”, царство которого, по его словам, проповедовал Ницше, “добрым инстинктам” как “досознательным качествам души”, которые требуют “воспитания и самовоспитания” (ЗС, 69). Благие инстинкты (они названы “дальнозоркими” в противовес “слепым”) — это сфера “знания и любви” (ЗС, 186).»
Валентин Евгеньевич питал особую расположенность к фигурам «второго ряда», начиная с Лескова (в то время, когда он о нем писал, затем ситуация несколько изменилась), завершая А. Золотарёвым. Личностям «вненаправленческой ориентации», как он подчеркивал.
Царствие Небесное! Работы Валентина Евгеньевича прекрасны не только с научной точки зрения, но и с сугубо человеческой, жизнеутверждающей. В статье о «Моцарте и Сальери», опубликованной как раз в «Проблемах исторической поэтики», он так замечательно пишет о радости:
«К этой характеристике вовлеченности, на наш взгляд, правомерно добавить, что она связана (наряду с заботой о ближнем, состраданием ему, готовностью к жертве) также и с тем, что именуется радостью и весельем, о которых неоднократно говорится в христианских канонических текстах. Здесь сказано о братском единении верующих, которое проявлялось в том, что люди “преломляли по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца” (Деян. 2:46). О той же просветляющей веселости духа говорят евангельские строки о браке в Кане Галилейской (Иоан. 2:I—II), проникновенно прочитанные Ф. М. Достоевским в “Братьях Карамазовых” (Книга седьмая. “Алеша Карамазов”). Неустанным поборником радости как вечного спутника и необходимого условия личностного существования, отмеченного “творческим поведением”, “родственным вниманием к миру”, подвижническим служением (“тайный подвиг”), был М. М. Пришвин. Подобно Достоевскому, он связывал представление о просветленной и безмятежной радости, выражающейся в улыбке с образом Христа .
Во всем этом — евангельское по своей глубинной сути отвержение того, что М. М. Бахтин именовал “односторонней серьезностью”, которая так или иначе связана с отчужденностью человека от живой жизни. Свободно-ответственная вовлеченность людей в бытие, таким образом, сопряжена в христианских представлениях не только со скорбью, состраданием, покаянием, но и с приятием земного мира, с весельем и радостью, которые составляют еще один, в нашем перечне четвертый, атрибут личности.
Учитывая все это, сделаем вывод, что в жизни мирской (в особенности близких нам эпох) веселость, сопряженная с доброжелательным смехом, игровым началом и артистической легкостью, составляет весьма существенное звено личностного существования, отвечающего духу христианства».
Скорбная весть и горькая утрата, хотя такие ученые и учителя не уходят из жизни, а остаются в памяти, в делах, в предании. Валентин Евгеньевич сыграл и играет важную роль в формировании редакционной политики нашего серийного издания ежегодника «Проблемы исторической поэтики» и особенно его выпусков «Евангельский текст в русской литературе», в которых он участвовал как автор, как член редколлегии. Вечная память!
… один только пример (уж точно не самый существенный, но биографически очень важный для меня, как стало понятно впоследствии): автор этой реплики появился на первой конференции по «Евангельскому тексту…» в Петрозаводске как раз по рекомендации Валентина Евгеньевича. Я — тогда — не знал в ПетрГУ никого и об организуемой конференции тоже совершенно ничего не знал.
Большая утрата. Замечательный ученый и преподаватель. Редкий человек. Его «Теория литературы» давно стала классикой и будет востребована всегда.
Рекомендую также менее известную, но, кажется, более ценимую самим Валентином Евгеньевичем книгу «Ценностные ориентации русской классики» (М.: Гнозис, 2005), особенно же статьи «Спор об отечественной классике в начале XX века» и «Праведники у Н.С. Лескова».
Помню его. Кое-как сдала ему зачет, хотя дело, естественно, не в этом. Просто — личное соприкосновение с человеком, который в Пути. Прими его, Господи, милостиво и благосклонно
Последние записи
Последние комментарии
Архивы