От Барта к Баршту

В качестве одной из многих возможных иллюстраций (ранее речь шла о «культурном бессознательном» большинства советских и постсоветских исследователей русской литературы — примечание к фрагменту на сайте — И.Е.) назовем статью К. А. Баршта «Религиозная мысль и научное познание в художественной системе Ф.М. Достоевского» (11). С методологической точки зрения статья абсолютно беспомощна. Достаточно заметить, что автор, например, инкриминирует именно мне «внедрение» категории соборности в достоеведение, не помня, по-видимому, трудов Вяч. Иванова. Забавно, что Баршт пытается заново – самым самодельным способом, что стало какой-то болезнью постсоветского времени, открыть велосипед (растолковать читателям журнала «Вопросы философии», что такое «наука»), при этом абсолютно не ориентируясь даже в исходном разграничении [366]
гуманитарного понимания в «науках о духе» и изучения в «науках о природе», уже больше века являющегося «азбукой» для студента любого современного европейского университета.

Но и эта работа может быть по-своему интересной – из-за некоторых невольно проговариваемых формулировок. Вот Баршт докладывает об опасной «тенденции» описания Достоевского «как ортодоксального православного автора». Какое слово здесь является явно избыточным (синонимичным другому слову)? Вот, приводя работы В.Н. Захарова и мои, Баршт пугает читателей «православным литературоведением», отлично зная при этом о нашем негативном отношении к этому ярлыку. Этот жанр, представленный на страницах «Вопросов философии», имеет определенное название: интеллектуальное мошенничество. Баршт договаривается до неких «политических выгод», которые сулит изучение Достоевского как православного автора. Мне, например, подобные занятия стоили места профессора в университете, которого я в итоге лишился. И это тоже отлично знает Баршт, а также редакция журнала, с удовольствием печатающая пасквиль.

Автор пасквиля пишет о неких злодеях, которые занимаются «обращением Достоевского в клирика, готового встать в один ряд с православными святыми». Кто из достоеведов таковы? Ни одного слова подтверждения. Кто-то из православных злодеев «трактует Достоевского как церковного учителя»? Почему не знаю? Потому что, мягко говоря, автор пишет заведомую неправду.

Далее Баршт переходит к самодельным открытиям уровня журнала «Безбожник» (и ментальных установок авторов времен погрома Православия в СССР). «Философ и писатель, по определению, это “Фома неверующий”, ведь как только он вполне окончательно уверует… творчеству наступает конец», с апломбом замечает изобретатель атеистического велосипеда. Неужели сам-то Баршт подобные самоделки считает «научными»?

Ополчаясь на «богословие» (именно православное, которое он не то что знает плохо, а не знает абсолютно), уполномоченный по делам выявления православного уклона в изучении литературы комиссар Баршт от имени «нашей» науки заявляет, что «филологическая наука» в нем не нуждается. О культурном уровне самого Баршта может свидетельствовать одно его заветное убеждение. Как ему представляется, всех русских писателей («русскую литературу») неплохо было бы в свое время… отлучить от Церкви. Может быть, читатель подумает, что я его разыгрываю? Вовсе нет. Процитирую полностью этот изумительный пассаж: [367]

«Художник, до тех пор, пока он художник, не может совпадать в своем понимании истины и Бога ни с кем. Это доказывается на эмпирическом уровне, вспомним анафему, объявленную Л. Н. Толстому и не объявленную тем, кто ее заслуживал не меньше Толстого – А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, Н. М. Гаршин, Ф. И. Тютчев, А. А. Блок, Л. Н. Андреев, Ф. И. Сологуб, В. Набоков, список может оказаться слишком длинным. Собственно – это вся русская литература…»

Баршт учит русскую Церковь объявить анафему А.С. Пушкину, Н.В. Гоголю и Ф.М. Достоевскому… Чтобы ему было приятнее с ними «работать»? Какое-то крайне комическое все-таки нахальство. Он и в этой сфере уже «специалист»? Впрочем, именно подобное нахальство приводило в изумление русских людей в начальный период владычества большевиков в СССР.

Как прекрасно показали в свое время «классики» французского структурализма, столь воинствующее неприятие некой «идеологии» означает вовсе не ее отсутствие, а то, что ее яростный критик нападает на нее как на «чужую». Ведь в православии-то Баршт видит именно и только «идеологию», как его, впрочем, и учили в СССР. Стоит, конечно, посочувствовать автору, что именно на столь неприятной для него христианской системе ценностей базируется не только Русская Церковь, но и русская литература, русская культура. Но вот извиняться ли перед ним за то, что этот тип культуры, как на грех, основывается именно на этой, а не иной аксиологии? Вот надо бы этой негодной Церкви отлучить предмет занятий Баршта от Православия, обеспечив ему свободу рук, а темные русские иерархи не удружили исследователю. Право, даже не знаешь, чем и помочь.

Забыв что в начале статьи он гневно упрекал некое «православное литературоведение» в том, что Достоевского-«клирика» оно ставит «в один ряд с православными святыми», в конце Баршт инкриминирует православным злодеям уже что-то прямо противоположное:

«…каждое исследование «православного литературоведа» становится актом осуждения автора, который регулярно оказывается «плохим христианином», а его герои – антихристами».

Вот до чего неприязнь к православной грибнице русской культуры-то доводит…

Может ли подобные забавные сентенции публиковать сколько-нибудь квалифицированный западный исследователь? Конечно, нет. Потому что, как правило, он обладает общей филологической культурой. Но «у них» – Р. Барт, воспитанный на рафинированной европейской [368]
традиции, а «у нас» – К. Баршт, для которого православная культура России не вышла за пределы «Настольной книги атеиста». Почувствуйте, что называется, разницу… [369]

<...>

Не случайно же советские литературоведы, эти [370]
поклонники Фрейда и Маркса, из многих возможных выбрали два художественных текста, провозгласив их началом новой советской литературы. Самое же поразительное – или, может быть, раскрывающее их культурное бессознательное то, что при провозглашаемом «материализме» советской культуры оба текста мистичны, но их мистика призвана заменить существующую христианскую православную мистику. В горьковской повести «Мать», как всегда подчеркивалось, «первом произведении соцреализма», герой‐революционер утверждает, что «Христос был не тверд духом… Кесаря признавал», а потому нужно исправить дело Христа. Это исправление, наряду с «освобождением» от христианского сознания, и составляет «воспитательную» основу горьковской повести. В блоковских «Двенадцати» традиционному историческому Христу русской веры и культуры противопоставлен иной – революционный – «мессия», окруженный революционными же «апостолами» (14). Именно такими «апостолами», о которых и писал Фрейд, тоскуя о том, что Достоевский, мол, отказался от «пути апостольского». Мы, обогащенные исторической дистанцией, увы, можно сказать, знаем в лицо этих самых «апостолов», о которых грезил Фрейд, и хотя, по Фрейду, Достоевскому «был открыт… путь апостольский», но он, к счастью для русской литературы и к досаде Фрейда, действительно пошел другим путем. Ну, а советское достоеведение пошло путем, указанным Зигмундом Фрейдом (15). Так и произошло, что пути Достоевского и достоеведения несколько разминулись. Почти на сто лет. Точно так же разминулись пути русской литературы и ее советских и множества постсоветских истолкователей. Необходимо после блужданий и тупиков вернуться на столбовую дорогу русской культуры – с ее евангельскими ориентирами. Но это невозможно сделать, не освободившись от собственных фрейдистских комплексов – по отношению к этой культуре. [371]

ПРИМЕЧАНИЯ
11. Далее этот текст цитируется по электронному изданию: http://vphil.ru/index. php?option=com_content&task=view&id=311&Itemid=52

14. См. подробнее: Есаулов И.А. Мистика в русской литературе советского времени (Блок, Горький, Есенин, Пастернак). Тверь, 2002.

15. См. статью В. Н. Захарова с анализом «синдрома Достоевского» в советском литературоведении: Захаров В. Н. Синдром Достоевского // Север. 1991. No 11. С. 145–151.

ФРАГМЕНТ СТАТЬИ «ФРЕЙДИСТСКИЕ КОМПЛЕКСЫ СОВЕТСКО-ПОСТСОВЕТСКОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ЕВАНГЕЛЬСКОГО ТЕКСТА РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ«, опубликованной в сборнике:

Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр : Сборник научных трудов. Вып. 7 / отв. ред. В. Н. Захаров ; ПетрГУ. — Петрозаводск ; М., 2012. — 376 с. (Проблемы исторической поэтики: Вып. 10). С. 360-371.

В угловых скобках обозначены страницы этого издания.