Cтуденческие работы (Литинстутут, 1 курс)

опубликовано esaulov дата 2014-06-04 00:36 категории blog, Uncategorized

Русская литература XVIII века. Освоение новой жанровой системы. Можно изучать эти опыты извне, читая работы «специалистов», а можно изнутри, самим — через μίμησις — осваивая жанровые каноны. Cчитаю это частным проявлением emiс- подхода в освоении отечественной словесности (см. с. 23-25). Обратите внимание, например, на авторские пояснения Ольги Лапенковой.

Екатерина Семянищева

Ода торжественная росскому и крымскыя народу
на всерадостное соединение сих

В далеки дни, куда возреть
Мы можем с вспоможеньем Клио,
Умели человеки петь,
В словах не сякла божья сила.
О мир, наш глас звучит, внемли
Всю правду крымскыя земли.
Страницу, Муза, нам отверзь,
И мы, прочтя ее, не взропщем.
Зевесовой Европы здесь
Сокрыты знамо светлы мощи.
Весь край сей красотой блажен,
Как мириады красных жен.

Наш вешний предок тут стоял,
Зевеса видя над обрывом.
Охотился, садил, сбирал
И пламя добывал огнивом.
В пещерах схватки рисовал,
И, чтимый всеми, умирал.

Век золотой ушел во темь,
А век серебряный явился,
И новый человек, что тень,
Творцом всезнающим родился.

Жестокий, смелый, кочевой,
Копьем владевший и стрелой.

Здесь киммериец жертвы жег
Под звуки бубна и литавра,
И воздавала Деве долг
Дубина молодого тавра.
Потомок Липоксая – скиф,
Творил свой дерзновенный миф.
Неумолим мгновений бег —
Рожденный Кроном Посидаон
Земли сей благодатной брег
Забрал в свои сада недаром.
Лишь нитью малой пышный Крым
Со сушей стал соединим.
И на его пространном бреге,
Где птицы разны гнезда вьют,
И скифы прияли, и греки
Свой незатейливый приют.
Бьет море в неотступный риф,
И вот уж мертв и грек, и скиф.

Что дале, Муза, напророчишь,
Как дале поведешь рассказ?
На месте брошенных урочищ
воздвигли римляне Харакс.
И слово праведно Христа
Сюда их принесли уста.
Глаголь, кириллица, глаголь!
Аз, буки, веди – все едино.
Кирилл ступал своей ногой
На земли судьбоносна Крыма.

За «Ойкумену» дрался всяк –
Рус, печенег, свиреп песах.

Под сенью сих преславных мест
Себе на грудь в волненье приял
Из рук священных божий крест,
Как солнца дар, младой Владимир.
Крестился сам, народ крестил,
Дав россам пару сильных крил.

Проидет век один, другой,
Подобно пташке многопевной,
Посадят в ящик золотой
Сие творение вселеннай.

И Крым степной, как Русь сперва,
Терзает грозная Орда.

Но пташка в клетке без души
Едва вытренькивает звоны.
Орда мертва — Ахмед – паши
свои вдружает гарнизоны
На ханство крымское Осман,
Ведет торговый караван.

Сиденье в клети – тяжкий гнет,
и измененья в лике скоры.
Всех в свете птаха заклюет,
открой лишь только ей запоры.
Так ханство крымское взялось
Клевать соседей: Польшу, Рось…

Но на орла стрелок придет,
Дай только времяни поболе.
И уж османской в прошлом гнет,
И снова пташка дышит волей.
И чтет с приязнею окрест
Всяк Катеринин манифест.
Близ Херсонесовых колонн
Рабочих раздавался вопль.
И сильный рос пилил, колол
И строил рясный Севастополь.

Князь тавра под крило сбирал
Евреев, русских, молдаван.
Гомер в Крыму селил Ахилла,
Он в Илиаде, яко смерч,
Не потому ль здесь столько было

Кровопролитных срашных сечь,
Что дух Ахиллов не отиде
Покоя не дает Тавриде
Быть может, тако. Новый век
Ворвался в мир войной и бедством.
Крушит и режет человек
Другого, близкого соседством.

И, как на красну тряпку бык,
На Крым понесся большевик.
Всего хватило знамо: слез
И причитаний за вратами.
Террор и голод жизни нес,
Ступая гиблыми шагами.

Но яко Феникс из гарья
Восстала крымскыя земля.

Восстала, чтобы вновь приять
Мук разрушительных огниво.
Пришла на землю черна рать,
И русских отогнала с Крыма.
Два года немец жег и стриг
Сей полуостров многолик.

Издревле живших здесь татар
Во связи с тьмою обвинили,
Переселили в Казахстан
И в Азию переселили.

А после разрушенный Крым
Отдали украм: боже с ним.

Так вот российская беда,
Вот где ея я углядела:
В недоведеньи «до ума»,
В бросаньи начатого дела.

Иль лень нас мучит, члены млит,
Аль все душа у нас болит…

Воротимся ж и мы в рассказ
И до конца его докончим.
Услышан был народа глас
Так часто недоступный кормчим.
И референдумом народ
Себя обратно в Русь вернет.
Указ подпишет наш глава,
Без слов, без пушек Крым вернувший.
Возрадуется вся страна
Сольются воедино души.

И узы снова съединят
Народ, как много лет назад.

——————————
Ольга Лапенкова

ЛИСОНЬКА, или ЕЗДА В РАЙСКИЙ САД

Жила Лиса в пролеске на юру.
Однажды раз, проголодавшись поутру,
Она решила снедь себе достати.
Желанье пищи и воды
Не представляло для Лисы беды;
Ведь рядом озеро лесное было кстати.
В воде кишела рыбой глубина
И даже раками немножко;
Однако всё ж Лиса была грустна,
Затем что нечем было ей ловить рыбёшку.
Видать, на Рыжую гневились небеса —
Некстати удочка у Лисоньки сломалась;
Но не хотела делать новую Лиса
И даже не старалась.
От Муравья, известного говоруна,
Прослышала она,
Что Райский Сад есть где-то в облаке высоком;
И летом и зимой там житница полна.
«Проникну же туда я ненароком! —
Подумала Лиса в своём уме. —
Напьюсь божественным вином, блаженным соком;
Глядишь, и что-нибудь возьму в запас к зиме.
А те, кто в облаках живут и светят,
Меня и не заметят;
У них там тысяча овинов и хлевов,
На каждом древе новый плод и спел и сладок.
Так незамеченной из Райских Облаков
Я укачу себе селёдки пару кадок.
Когда излишек свежей рыбы есть в Раю,
Зачем на ловлю тратить молодость свою?»
И так по вкусу эта мысль Лисе пришлась,
Пока урчало чрево громко,
Что кой-чего она взяла себе в котомку
И в путь неблизкий собралась.
В пути то солнце било ей в глаза, играя,
А то — луна, наоборот;
Лисица шла, пожалуй, целый год,
И вот,
В конце концов, дошла до Рая.
Пришла и ахнула от вида поселенья:
Кругом шепталися, листвой шумя, растенья;
Одно, с зелёными огромными листами,
Качалось медленно на радостном ветру;
Другое стлалось по земле, маня плодами;
А рядом третье, облечённое в кору,
Давало ласковую тень всему двору;
Играло солнышко с росой и с муравами.
В тени деревьев нимфы стайкою порхали;
Лису увидели бы сразу же они,
Не занимала если б радость их возни —
Из райского цветка они венки сплетали.
Для цели призрачной, в порядке неземном
Столпы стояли во дворе, плющом увиты;
И возвышался бюст Афины на одном,
А на другом — богини Афродиты;
И были бюсты позолотою покрыты.
Но можно ль это описать
И прелести не потерять,
Передавая Афродиту
Или хотя б её ланиту?
Не потеряв цвета картин,
Хотя бы перст её один
Возможно ль описать пером,
Хотя бы с некаким трудом?
Пускай читатель пишет сам в воображеньи
Богини перст, уже хотя бы не один!
Меж тем Лиса вдали завидела овин
И переносится к нему в своём стремленьи,
Нимф обходя и задевая их слегка;
Но те не в силах оторваться от венка.
В овине видятся бессчётные хлеба,
Которых молотьба
Занять должна бы сотню лет, а то и боле!
Да и какое ж для того потребно поле?
А впрочем, Лисонька, нахальна и груба,
Пройдя овин, неслышно шествует далече
И оказалась, наконец, сподобна встрече
С подвалом целым, где и рыба и вино;
Подвал пустует, убо несть при нём обслуги,
И он заброшен уж, казалось бы, давно.
Но всё же кажется Лисе, что чьи-то руки
Здесь потрудились, где и хладно и темно.
А впрочем, нет значенья,
Аще к еде весьма пригодны угощенья,
И можно спрятаться в темнейший уголок
И есть, покуда не дарует дрёму бог.
И так и сделала Лиса: открыв бочонок,
Нашла селёдку в нём и прилежала ей,
Пока всевидящий Морфей
Не смежил ей глаза скорей.
Затем, очнувшися спросонок,
Лиса, от бури чувств, конечно,
Едва ли не открыла рот:
Ведь у дверей стоял Эрот
И тоже рыбу ел прилежно.
Как ни удивлена была,
Лисица виду не дала
И промолчала, только стон
Сорвался с уст её, стихая;
Иначе бы владелец Рая
Её немедля вывел вон.
Во всех ты, Лисонька, нарядах хороша,
Но если в собственную хитрость нарядишься,
Ни с кем поистине ты в свете не сравнишься,
Ничья с тобою бы не спорила душа!

Однообразно шли Лисицы день за днём;
Лиса питалась, засыпала, просыпалась,
Опять питалась и отнюдь не собиралась
Покинуть Рай и возвернуться в старый дом.
И лишь одна была у Лисоньки забота —
Не показаться бы пред очи ей Эрота,
Что ежеденно возвращался в сей подвал
И сельди множество собою поглощал.
Но так на свете белом отродясь бывает,
Что даже лучший жребий нам надоедает.
О чём мечтать Лисица ранее не смела —
О полном погребе — то — ах! — постыло ей;
Всё время спать в своём углу, где потемней,
Ей было радостно, но скоро надоело.
Так опостылело ей прятаться, где луб;
Эрот меж тем вельми ей становился люб,
И часто в лужу, что дождями наносило,
Она смотрелась, не смыкая сытых губ,
И самоей себе нередко говорила:
«Ах, как же я слепа была,
Сюда покуда не пришла;
Никто не видел ведь в лесу
Такую истинну Лису.
И вот я днесь сыта стою
В прекрасном неком Раю;
И, сколь я чудно расцвела,
Могу и богу быть мила».
И вот однажды, вновь насытившись от Рая,
Уже смущения в себе не ощущая,
Лиса у самоей двери Эрота ждёт.
И появляется пред нею сам Эрот;
Однако ждёт Лису печаль вельми большая.
Пред нею в тоге, весь чудесно напомажен,
Как бог, румяный и пречудно молодой,
С колчаном эдаким, и луком, и стрелой
Представлен… Волк, который в бога лишь наряжен!
«Ай да кума! — он восклицает. —
Скажи-ка мне, с каких же пор
Проникли Лисы в Райский двор
И кто их к яствам допущает?
Ничтожны Лисы, сведал сам,
И только хитростью богаты;
И что за польза небесам
Пускать их в Райские палаты?»
«Сюда вкралася неприметно
И вволю здесь и ем и пью;
Не клевещи на жизнь мою!
Мне находиться здесь не вредно;
Ведь я не лгу, греха здесь нет;
А ты назло переодет,
Чтоб приняли тебя за бога
Жильцы небесного чертога!»
Ругались долго и прилежно кум с кумой;
То слово молвили, то в споре распалялись
И острым когтем в шерсть друг другу прицеплялись;
И вековечно бы вели они сей бой,
Когда бы нимфы скоро к шуму не слетелись.
Тогда, пристыженны, с Лисою Волк зарделись
И запоздалый предписать спешили мир;
Но призван был на помощь нимфами Зефир.
Он подхватил гостей незваных под грудки
И, ворам наглым злобно в спину поддувая,
Их нёс по свету, яко лёгкие цветки,
Покуда вовсе их не выставил из Рая.
С Лисицей Волк на злату гору поднялись,
Зефир им в спину дул, и сверзилися вниз;
Лисица падала, и падал Волк повинный
Не то что кадки без — без рыбины единой.
И так они с небес валились,
И так
На землю пали, что покрыл им очи мрак,
И кум с кумою чудом насмерть не разбились.
__________________________________________
Всё преходяще, что добыто не трудом,
А тщетной хитростью безбожной;
Хотя б насытился вор краденым добром,
Но всё ж потом
Такая жизнь ему предстанет невозможной.
А если всё же довелось пробраться в Рай
И надкусить запретный каравай,
Насытиться, коль голодна была утроба,
Не стоит возводить лишь на того вины,
Кто ел с противной стороны;
А то погибнут оба.

ОТ АВТОРА
Вышеизложенная забава создана была мною второго мая 2014 года. Услышав на лекции о возможности вознаграждения за составление сих опусов, я имела в мыслях приняться за сей труд ещё раннею весною; тако, быв на лекции, получила я первое вдохновение. Однако далее мысли о написании тогда дело не пошло; кроме того, задумывалась мною не сия комедийная забава, а серьёзная пиеса малого объёма. Будучи занята прочими учебными суетами, я тако и не возложила перо в руки. Однако, получив небольшую отставку от учёбы в связи с майскими праздниками, я внове принялась за работу; ныне я не жалею о своём промедлении, ибо на лекциях и семинарах мне представилась возможность ознакомиться со множеством произведений, которых ещё раннею весною я не имела удовольствия читать вовсе.
Сей труд — плод моих размышлений, а также светлого настроения и желания отдохновения от мирских сует. Тщась создать самобытную вещицу, я соединила сразу несколько несочетаемых вещей. Быв вдохновлена как баснями Ивана Андреевича Крылова, так и сентиментальным повествованием Ипполита Фёдоровича Богдановича «Душенька», а также стихотворным трудом Василия Ивановича Майкова «Елисей, или раздражённый Вакх», я свершила попытку объединить сии мало схожие друг с другом вещи в одну, смеха и вдохновения ради. Некоторое соответствие размерности в баснях Крылова и в «Душеньке» укрепило меня в мысли посягнуть на ироничную и ложно-сентиментальную басню. К тому же, в произведение введены мною для иронии видоизменённые строки вполне сериозных и даже одиозных трудов, каковыми являются стихотворение Гаврилы Романовича Державина «Река времён в своём стремленьи» и Михайло Васильевича Ломоносова «Разговор с Анакреонтом».

«Когда излишек свежей рыбы есть в Раю, / Зачем на ловлю тратить молодость свою?» В сих строках автор попытался иронично переложить строки величайшего аглицкого драматурга Уильяма Шекспира: «Когда помочь себе ты можешь сам, / Зачем взывать с мольбою к небесам?» Сии строки произносит в комедии «Всё хорошо, что хорошо кончается» Елена, воспитанница графини Руссильонской.

«И вот я днесь сыта стою / В прекрасном неком Раю». Сбой ритма во втором стихе очевиден, однако же не случаен. Таковый приём был использован автором как дополнительное средство стилизации, ещё одна отсылка к «Душеньке». Ибо Виссарион Григорьевич Белинский в статье «Душенька, древняя повесть И. Богдановича» хотя и нападает на произведение, возможно, слишком усердно, однако же со справедливостью замечает, что стих сей повести иногда тяжел и даже нелеп, и приводит следующую выдержку: «Едва касаяся пятой, / Выходит в некий покой».

<2014>

——————————

Алла Мироненко

1. Василию Тредиаковскому.
2. Ода — Василию Петрову на «Великолепный карусель».

Песенка на выезд в чужие края
Весна налетает,
Зима убегает,
Из почки листок выглядает.
У птичек веселье
У них новоселье
Блистает ручей — ожерелье.

Повзрыты борозды
Черёмухи грозды
Милуются голуби, дрозды.
Впиваются губы
В звонкия трубы
Походы нам знатны и любы.

Постромки канаты
Держите робяты!
Попутен нам ветер крылатый.
Уж отплыли спешно
На сердце потешно
Плыви-ка, кораблик, успешно.

Как воды широки,
Как воды глубоки
Как бьют угрожающе в боки.
Сердца не сробеют,
Сердца не сомлеют
И сладить с заботой сумеют.

Гоните же скуку
Долой эту суку
Ввергающу в смертную муку
Гоните химеры
И будем примеры
Стихии морской пионеры!

ОБЛИЧИТЕЛЬНИЦА
Однажды Крот апрельским днём
Червём разжился.
Был бедняга рад,
Поскольку голодом бока сводило.
Присел тихонько за трухлявым пнём
И закусить совсем собрался было
Да Муху занесло
В края те ненароком
Не Иначе — полакомиться соком
И на берёзе белой прикорнуть
Но тут она свой сократила путь.
Да рядышком с Кротом
На пень присела.
И тут же зажжужала, загудела:
— Ах ти, такой сякой!
Ведь нажил уже плешь!
А всё-таки в Великий пост грешишь
и мясо ешь!
Теперь уж Гавриил тебя не впустит в Рай!
Гореть в Геенне будешь, окаянный!
— Тебя-то впустят?
Вот и помирай!
Ответил Крот и лапой стукнул муху.
А сам доел червя
и в свой спустился ход
А на пеньке осталась Муха лежать
на солнце кверху брюхом…

* * *

Тот, кто на Божью милость уповает,
Грехов чужих постом не осуждает.

КУРИНЫЙ СУД
Однажды в Утку страсть вцепилась:
Взяла и в Петуха влюбилась.
Петух и сам увлёкся не на шутку —
И рвался в небеса, едва завидев Утку.
Тут далеко ли, братцы, до греха,
Когда полюбит Утка Петуха?
Петух хвостом пушил и перьями игрался
И кукарекал так, что дружно содрогался
Весь птичий двор с его большим семейством,
Немало удручённого злодейством
Изменщика — ведь наплодил цыплят —
А всё туда же… Оказался хват…
И только Утку ввёл Петух на птичий двор,
Как сразу получил отпор!
Так всей толпой куриной налетели,
Что он лежал, бедняга, три недели.
Да и с полгода двигался с трудом,
Смеша окрестность выдранным хвостом!
Его жалея, сокрушались куры,
Что упустили Утку… Дуры!
Когда у них дошло до драки дело,
То та взвилась и скоро улетела…
Петух же охал, плакал и стонал,
И целый год красоток не топтал.
Хозяйка лишь руками разводила —
Да делать нечего — на суп его пустила.
Взамен ревнивицам дала она злодея,
Такого, что и пикнуть ни одна при нём не смеет!
* * *
Тот, кто с кормильцем драку затевает,
Нередко сам в ней жертвою бывает.

ОСА И ХРЯК
Осы заразы: тонкость, нега в зраке
Страсть пробудили в Хряке.
И так он штучкой сей блестящею пленился,
Что в ковы вокрылив, на барышне женился.
Ловитва для Осы закончилась отнеле,
И стало скучно ей уж через две недели.
С утра супруга нежного позор
Внушает ей начать с ним важный разговор.
— Ах, милый друг!, — красавица жужжит, —
Твой зад и бёдра — чистый целлюлит!
А подбородок на перси ложится.
— И пусть его, — в алчбе супруг томится, —
Ступай ко мне и отженю сомненья
В возможностях своих я за одно мгновенье!
— Моё раченье о твоей же стати,
Друг милый игнорируешь некстати, —
Меж тем Оса настойчиво жужжит, —
Ведь льзя ль так много есть?
Умерь свой аппетит!
Давай мы купно восстремимся к мете
Стать самой красной парою на свете!»
Весь день жужжит. Кабан совсем занурил
Ведь Хряку ни к чему забота о фигуре.
От перебяк супруги молодой
Стезю молодожён враз протоптал к другой…
Когда ж Оса про это распознала,
То долго локотки кусала…
* * *
Коли фигуре мужниной не рады,
Так не ищите от него прохлады.

Кот и соловей
Весной однажды Соловей
На дереве в густой тени ветвей
Свил гнездышко, где вскоре малыши
Крик подняли от всей своей души.
Хлопот теперь чете соловушек не счесть —
Спать дети не хотят. Желают пить и есть…
Родители весь день таскают для птенцов
Комариков и мух, жуков и червяков…
Все шло своим путем.
Но вот однажды днем
Летит наш соловей в гнездо
С большой жужжащей мухой
И видит, что пришла беда —
Кот деревенский серый, толстобрюхий
Уже почти совсем добрался до гнезда!
— Сосед, неужто ты готов
Забыть о дружбе,
В которой жить с соседями так нужно?
Про совесть позабыв и честь
птенцов моих ты хочешь съесть? —
Вскричал певец лесов
И чуть ли не заплакал!
Меж тем наш Котофей
Махнул когтистой лапой
и крошечный птенец от боли завопил!
-Сосед! Ведь я тебя любил!
И пел тебе романсы на рассвете!
Послушай! У тебя ведь тоже дети!
А кот уже расправился с птенцом
И взор сосредоточил на другом…
Но вдруг за голову схватился
И вниз — мяуча и шипя,
Почти мешком свалился!
То Дятел прилетел, заслыша крик птенцов!
Картину увидав, не стал он тратить слов,
А просто взял и клюнул в лоб Злодея!
ххх
Тут вывод есть для нежных соловьев —
Не стоит петь романсы для котов,
Тем паче подпускать их близко к дому.
Ведь, как ни музыкален Плут,
Но понимает хорошо лишь кнут!

ОДА В ЧЕСТЬ СОЧИНСКОЙ ОЛИМПИАДЫ
Велик позор Олимпиады
Планеты приковавшей взгляды:
Огонь, принесенный в руках,
Пылает радостью в сердцах.
Всех ждут утехи и забавы
Среди Российския державы
Свою удостоверить прыть
И дух геройства здесь излить.

Несётся к небу рёв музЫки!
Как бодрит он всемирный дух,
Облагораживает лики
И завораживает слух!
Идут народы ровным строем
Посланцы спорта разных стран
Так человеческое море,
Солилось в славный океан!
Рога перед ристаньем блещут,
Рамена вызовом цветут,
Сердца болельщиков трепещут
И шурмовать готовы тут!

Одежд блистанье умиляет
Рубины, яхонт, изумруд
Живою плотию шагает
И гимн спортивный все поют!
Идут подвижники избранны,
Чей дух над телом восстаёт
Им как богам сейчас осанны
В восторге воздаёт народ.

С небес взирает Зевс сияя
С огромной тучи огневой —
Сейчас он с Герой пролетает
Над тысчеглавою толпой.
Чело его восторгом дышит,
Уста раскрыты широко
Сам Бог Богов сегодня слышит,
Как прославляют все его!

А Гера раскрывает двери,
Чтоб средь брильянтовых снегов
Людей воинственные дщери
Власы украсили лаврОм.
Так их прапращурки когда-то,
Что амазонками звались,
Гоняли вражеских солдатов
И в чести воинской клялись!
Горда красотками Диана.
А засмотревшийся Гермес
Внезапно выплыл из тумана,
Короткий миг — и вновь исчез.

Я в восхищении огромном
Театр битв бескровных зрю
У Божьего подножья трона
Страстями мощными горю.
Машу руками и болею,
Свищу, ногами топочу!
Здесь выразить все чувства смею
И я от радости кричу!

Восход героев, пьедесталы,
Как их победы высоки
Блестит медаль на ленте алой
И рукоплещут русаки —
И рвение своих сугубят —
Поют им гимн, кричат, что любят.
И вот аплодисментов грады —
Русь впереди. Мы очень рады
Огонь Олимпиады бравый
Принёс нам радости и славы!

Словарь устаревших слов:
Заразы — прелести, красоты
Зрак — взор
Ков — западня, хитрость, коварство
Воскрылять — подниматься на крыльях
Ловитва — охота
Отнеле — с тех пор как
Позор — вид, картина
Перси — грудь
Алчба- голод; стремление, желание
Отженю — отгоню, изгоню
Рачение — усердие, забота
Купно — вместе
Мета- цель, предел
Перебяка — взбучка
Стезя — дорога, путь
Прохлады — удовольствия

———————
Марина Рунович

ОДА, ВЫБРАННАЯ ИЗ ПСАЛТИРИ, ПСАЛМЫ 22-23
(НА ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА)

I (Пс.23)
Кто царь сей славы, сей Земли
Близ Черноморского причала?
Я знаю: «Бог!» — ответишь ты, —
«Он есть начало всем началам».
Ты прав, народ со Кивских* пашен,
Земля — Его, отнюдь не наша,
Но в государствах отдаёт
Господь власть нам. Гляди, народ;

Кто на землю взойдет старинну,
В безумье отданну тебе?
Тот, чья душа в грехе невинна,
И кто не пойман в клевете.
Он стар и млад, он – чудотворец,
В войне известный миротворец.**
Ни кровь, ни слёзы не лились:
Без жертв крымчане отдались.

Врата приморские открой,
Земля покинутого Крыма!
И сердце, полное тоской,
Взбодри в угоду властелину.
Сюда пришел он, как спаситель.
Тебе отныне он правитель!
Народ Украйны будто в миг
Стал вновь по-русски превелик

И общим оказалось море.
(Здесь Новый Свет проклятья шлёт
Шепча под нос «Memento mori» —
Над миром Russia восстает!)
Таков наш род, и мы довольны
Уже лишь тем, что делать вольны
Отныне то, что захотим,
Раз Крым стал с нами воедин.

А есть ли в этом повеленье
Всевышней воли — не скажу.
Где политические тренья,
Там я обычно ухожу.
Но вестью той я был обласкан!
(Хотя денек стоял ненастный
В Москве. Приёмник с антресолей
Шипел о митинге в Херсоне).

О блудный край! Твоим истокам
Мы были издревле верны.
Оставь побег. Пути с Востока
На Запад нам не суждены.
Оставь раздор, и дай нам руку!
Развеем мировую скуку
Однополярного правленья.
Изгоним чуждое нам племя.

II (Пс.22)
Где мой паспорт, где мой пастырь?
Кто долиною теней
Мимо гибелей и казней
Мира пронесёт елей?
Вижу: танком взрыты пашни,
Люди во безумье страшном
Флаги новые несут
И преступный суд ведут.

Погляди, Союз Европы,
Погляди, восточный мир:
В драках братьев вероломных
Для других открылся пир.
Эти новые подобны
Тем, кого изгнали волны
Протестующих Майдана.
Где ж обещанная манна?

Зла они не убоялись —
Взяли сан его посла.
Чьим они пренаправлялись
Указанием жезла?
Нам не видно и не ясно
Где сегодня безопасно.
Чаши наши расплескались
В хаосе самоуправиц.

Где наш стол, трофеев полный
Из порубленных врагов?
Кто — враги? Прошу, напомни
Из каких они краёв.
То свои теряют разум
Иль Московии наказом
Здесь гражданская война?
С континента ль господа?***

Я не знаю, в чьем же доме
Буду благость я искать,
Чье главенство над страною
Будет дни сопровождать,
Лишь бы жить мне! Выжить мне бы…
Чтоб безоблачное небо
Вновь над желтым полем встало
Вместо черноты металла.****

Примечания:
* — народ со Кивских пашен… — Киевских пашен, т. е. народ Украины;
** — он стар и млад, он чудотворец… — В.В. Путин;
*** — с континента ль господа? — США;
**** — чтоб безоблачное небо вновь над жёлтым полем встало — имеется ввиду преобладание привычного «желто-блакитного» флага Украины над красно-черными цветами «Правого сектора».