Блог

ТРАНСФОРМАЦИИ ЦЕНТРА И ПЕРИФЕРИИ КУЛЬТУРЫ (ГРАД КИТЕЖ & КИЖИ)

The article demonstrates the transformation of center and periphery in Russian history and culture. The importance of Kitezh is explained by its Eastern nature. This is why it has moved from the periphery to the center of Russian culture. The phenomenon of Kizhi consists in the fact that the transfer from the periphery to the center is not yet completed. In the mass culture of the 20th century Kizhi represents the invisible city of Kitezh by visualizing it.

Встречая в Вандее в 1951 году пятидесятилетие своего «писания», Борис Зайцев горестно обронил: «Москва, Россия, все наши поля, леса, благоухания покосов, зорь, весенней тяги, благовест какой–нибудь Поповки тульской… всё это град Китеж, Китеж! Даже имени Россия [93] больше нет» (1, стр. 208).

Обращает на себя внимание, что в литературе русского Зарубежья в этом случае утраченная родина обретает черты святого града Китежа – вплоть до полного совпадения с ним.

Само существование града Китежа — пасхальное (2, стр. 61-65). Это уже преображенная, уже особым образом преодолевшая тленную телесность жизнь — по ту сторону земного, но и особым образом связанная с жизнью земной, не отделенная от нее непереходимой границей. Отсюда и колокольный звон, который бывает слышан на берегах Светлояра.

Именно поэтому Китеж и стал местом поклонения, где земное, преходящее особым образом соединяется с небесным, вечным. Конечно, присущее русской культуре искание иного Града, Града невидимого, уже свидетельствует о глубокой пронизанности отечественной культуры пасхальными коннотациями. Однако, если мы говорим о граде Китеже, то пасхальная идея одоления смерти именно в этом случае выражается словно бы совершенно явственно, можно сказать, почти наглядно.

Итак, земное в данном случае особым образом соединяется с небесным. Но как — особым образом? Мы видим не постепенное изменение, улучшение, совершенствование, а почти мгновенный переход, преображение в качественно иное состояние. Не процесс, а чудо.

Каково соотношение центростремительности и центробежности в русской культуре? Ведь феномен Града Китежа – это история о том, как откровенно периферийный феномен культуры устремляется сначала в ее центр, а затем и занимает в этом центре символическую центральную функцию (ср. уже цитированное выше высказывание: «Москва, Россия… – всё это град Китеж»). Как в этом контексте, в контексте общерусской культуры, может быть истолковано соотношение двух символических феноменов — Китежа и Кижей? Их сближает следующее:

1) Географическая локализация: окраинное положение, труднодоступность. В одном случае дремучие леса и болота, препятствующие свободному доступу, в другом — остров посреди Онежского озера, до которого трудно, а иной раз невозможно добраться.
2) Локальное происхождение местных легенд (в одном случае, старообрядческих нижегородских, в другом — севернорусских).
3) Момент враждебного натиска и земное «поражение» : татары/иноверцы в первом случае, что соседствует с неприятием никонианства древлеправославными адептами «китежской легенды», во втором же случае насильники петровского и послепетровского времени. Когда не желавших работать на заводах крестьян Кижского погоста хотели принудить к этому силой, они напали на возчиков руды и на заводский поселок с пищалями, бердышами, рогатинами и кистенями. Этот вооруженный протест был подавлен присланным отрядом стрельцов. Десятки крестьян были отправлены на каторжные работы, отданы в рекруты, приговорены к телесным наказаниям. [94]
4) Особое соотношение центростремительности и центробежности. Символика и Китежа, и Кижей в том, что они находят убежище, добровольно отстраняясь от гибельного – по тем или иным причинам – культурно-исторического центра (в «малом времени» собственной современности), однако затем – в «большом времени» русской культуры в их судьбе нарастают центростремительные тенденции, в конце же концов Китеж и Кижи — обретают – однако в силу именно когда-то случившегося остранения! – роль репрезентантов русского как такового, оказавшись в символическом центре. Локальность, таким образом, трансформируется в центральность. Например, в компьютерной игре «Rise of the Tomb Raider», вышедшей в конце 2015 года, Лара Крофт отправляется на поиски затерянного города Китежа, который находится в Сибири. Почему в Сибири? Именно потому что Китеж перестал ассоциироваться исключительно с «нижегородским текстом», обрёл универсальный – для русской культуры — характер.
5) В итоге Китеж и Кижи становятся символами России как таковой (при этом Китеж уже вполне осуществил эту функцию, а Кижи только лишь – на наших глазах – осуществляют). Даже и фонетическое созвучие – Китеж / Кижи имеет некоторое значение в совместном обретении центростремительности (и, по-видимому, эта тенденция в дальнейшем только усилится).
6) Эта культурная роль – символы России – сопряжена в той или иной степени с уничтожимостью (относительно Китежа это очевидно: пасхальности без смерти не бывает: погружение в воды озера можно толковать как аналог, хотя и особый, погребения). Что же касается Кижей, то имеется и более выразительное (в данном аспекте) другое название: Кижской погост. Кроме того, особая хрупкость кижского Преображенского собора подчеркивается особо непрочным материалом – дерево, осиновые чешейки, подверженные уничтожимости куда очевиднее камня. Таким образом, вода и огонь сопряжены со смертью самым наглядным образом.
7) В возникновении и переосмыслении того и другого феномена решающий фактор — доминантный для русской культуры пасхальный архетип, без которого Кижи и Китеж так и остались бы фактами периферийных областнических текстов.

Как можно визуально представить самому и передать реципиентам град Китеж, которого, по крайней мере, в ближайшие столетия никто и никогда не видел (за исключением немногих визионеров) и колокольного звона церквей которого никто не слышал (за исключением тех, кто сподобился в силу своей особой духовной чистоты)? По-видимому, именно Кижи – с его уникальным собором – и обретает в массовом сознании культуры ХХ века визуальный облик Китежа. Невидимое становится видимым.

В выдвижении периферии в центр, обретении периферией [95] символических функций репрезентации отнюдь не провинциальной, но общекультурной доминанты можно усмотреть некий принцип самосохранения не только русской культуры, но и самой жизни. Этот принцип проявляет себя в движении из Киева во Владимир, а затем – в Москву. Одновременно Киев становится провинциальным городом с вымыванием самосознания общерусской символической столицы. То же символическое центробежное движение можно заметить и в судьбе Новгорода. В имперский период истории России уже Москва все более и более уступает столичные символические функции блестящему Санкт-Петербургу, появившемуся словно бы неоткуда, на северо-западной пограничной периферии государства. Затем, с уничтожением Империи, происходит падение уже практически сакрализированного русской культурой города святого Петра (не забудем, что именно «петербургский текст» начинает в новейшее время в нашей гуманитарной науке ряд других «текстов»), он теряет само свое имя, сначала становясь лишь «Петроградом», а затем и вовсе «Ленинградом» — и превращается в великий город с областной судьбой. Одновременно происходит новое возвышение превращающейся в периферийный город «азиатской» Москвы (тем самым ее центробежное движение в сторону лишь одного из локальных центров Российской Империи — таких, как Хельсинки и Варшава – обращается вспять).

В последние десятилетия все слышнее голоса, что Москва должна быть – для самосохранения России – лишена своего столичного статуса, столица перемещена либо на Урал, либо в Сибирь или даже на Дальний Восток, чтобы сохранить страну – хотя бы в таком виде, в котором она ныне находится. В ином случае сверхцентрализация в конечном счете уничтожит саму Россию. Таким образом, трансформации центра и периферии отнюдь не завершены. Будущее не предрешено, поэтому, вероятно, следует ожидать возникновения новых центрообразующих символов, которые, находясь на периферии культуры, большинству сегодня малоизвестны.

ЛИТЕРАТУРА
1. Зайцев Б. В пути. Париж, 1951.
2. Есаулов И.А. Легенда о граде Китеже как пасхальный текст // Нижегородский текст русской словесности: Сборник статей по материалам V Международной научной конференции. Н. Новгород: Мининский университет, 2015.

Работа выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), проект № 15-04-00212. [96]

Опубликовано: Нижегородский текст русской словесности: сборник статей по материалам VI Международной научной конференции. Н.Новгород: Мининский университет, 2017. С. 93-96.

4 комментария

  • Елена on Янв 19, 2018 ответить

    Замечательно, я думала о чем-то близком, и разве не соотносится сказанное Вами со странствованием Града Божия (частично, конечно)? Это как-то связано с русской тайной, с ожиданием Государя, Который обещан и, м.б., уже есть, но сокрыт. Такая тихая, мало для кого очевидная внутренняя динамика, постоянное становление. С Крещением!

    • esaulov on Янв 19, 2018 ответить

      В ином несколько контексте, по-видимому, соотносится. В иной смысловой перспективе. Мне же было важно подчеркнуть пасхальный характер этих ориентиров, сокрытых/проявляющихся в озёрной глади русских просторов. С Крещением Господним!

  • Любовь Клокова on Янв 17, 2018 ответить

    Как вам, Иван Андреевич, удается через литературоведение неизменно прорываться в реальную жизнь, в её проблемы и перспективы? Меня всегда потрясает эта ваша способность видеть мир и людей в нем (а писатели ведь тоже люди, не так ли?) глубже, во всей сложности, проныривая к этой глубине именно через текст…

    • esaulov on Янв 19, 2018 ответить

      Никогда не думал об этом… Не знаю, как получается (если получается).

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *