РКНП: ХРИСТОЦЕНТРИЗМ В «ОБЛИЧИТЕЛЬНОМ» РОМАНЕ: СЛУЧАЙ М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Если описание православного подтекста поэтики таких авторов, как Пушкин, Гоголь, Достоевский является для любого непредвзятого исследователя такой научной задачей, которая в принципе не вызывает внутреннего сопротивления (и, несомненно, в отечественном литературоведении этому описанию помешали лишь внешние исторические обстоятельства, когда восторжествовала враждебная христианству марксистская идеология), то другая линия развития русской литературы (представленная, в частности, творчеством М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.Г. Чернышевского), на первый взгляд, настолько маргинальна по отношению к магистральному вектору русской духовности, настолько далека от христианской традиции, что всякие поиски в произведениях этих авторов даже малейших следов православной аксиологии представляются заведомо неосновательными.

Для того, чтобы проверить, верно ли такое априорное впечатление, рассмотрим один из наиболее «репрезентативных» для этого направления текстов, герой которого неоднократно использовался в качестве излюбленного иллюстративного материала для обличительной политической риторики едва ли не всеми российскими либеральными и революционными деятелями, включая самого В.И. Ленина.

<...>

Ю.М. Лотман в свое время справедливо заметил, что «… русская, основанная на бинарности, идея противостоит латинским правилам, проникнутым духом закона». Подчеркнем, что исследователь не ставит для себя задачи определить истоки «русской идеи», противостоящей «латинским правилам». Поэтому для него «традиция противопоставления государственного закона и человеческой морали» начинается «с Гоголя, особенно с его “Выбранных мест”». Мы же на протяжении всей книги пытались показать, что эта «традиция противопоставления» имеет несколько более почтенную историю, совпадающую с тысячелетней эпохой русской православной культуры.

Мерцающий под видимой поверхностью «социального обличительства» православный код русской словесности, который мы попытались эксплицировать при анализе салтыковского романа, свидетельствует о том, что христианская традиция в отечественной литературе обладает способностью «прорастать» в тексте произведений даже сквозь толщу совершенно чуждых ему напластований, может быть, и вне индивидуальной воли биографического автора, как заданный еще митрополитом Иларионом вектор русской духовности.

Одновременно следует еще раз признать правоту бахтинских сетований по поводу «зацикленности» исследователей литературы XIX века на «поверхностной борьбе литературных направлений» и «газетно-журнальной шумихе». При подобной научной установке пасхальный подтекст русской словесности, выявление которого актуализирует глубинные традиции русской христианской культуры, конечно, должен и будет казаться каким-то досадным «привеском», нарушающим сложившуюся стройную картину «борьбы» направлений и требующим не частичного, но полного пересмотра самих аксиологических ориентиров при построении новой истории русской литературы, более адекватной своему предмету.

ПОЛНОСТЬЮ (С УКАЗАНИЕМ СТРАНИЦ) ГЛАВУ 7 РКНП ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ.